• В РОССИИ ВОСТРЕБОВАНА
• ПРОФЕССИЯ — ПРИСУТСТВИЕ
• ВСЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ...
• ГИЛЬДИЯ
• ДОВЕРИЕ КОГАЛЫМА
• ОСТРОВ НАДЕЖДЫ
• КАК НАМ ЖИТЬ ВМЕСТЕ

“Телефоны доверия” по ряду причин пришли в нашу страну не так давно. Тем не менее они органично вписались в российскую действительность. Работа наших телефонных консультантов принципиально отличается от работы коллег за рубежом. Об этом рассказывает один из основателей службы “Телефон доверия” в России, директор Вологодского областного центра планирования семьи Григорий ГИНДИН

Своим появлением на свет служба помощи по телефону обязана англиканскому пастору Чаду Варе. В 1950 году он не смог вовремя прийти на помощь женщине, которая в результате покончила с собой. Тогда-то у него и родилась идея оказания телефонной помощи людям, которые находятся в кризисном состоянии. Человек должен иметь возможность отреагировать свои чувства, поделиться ими с кем-то в трудную минуту, потому что в подавляющем большинстве случаев даже в суицидальном состоянии человек хочет жить и втайне надеется, что ему помогут. Помощь должны оказывать хорошо подготовленные профессионалы. Не обязательно этим должен заниматься психолог или врач, но это должен быть специально подготовленный к такой работе человек. У англичан, где телефонное консультирование поставлено хорошо, профессионалами являются только так называемые офицеры службы: руководители и тренеры, которые обучают волонтеров. Подготовка волонтеров проходит по специальной программе в течение нескольких месяцев. К работе допускается только человек психически здоровый, который хочет этим заниматься и прошел подготовку. У нас подобной подготовкой занимается только питерский институт “Гармония”. Во всем мире считается, что на “телефоне доверия” люди должны работать безвозмездно, следуя порыву души. В нашей стране такая работа оплачивается, поэтому нас долго не принимали в международную организацию IFOTES. Благодаря тому, что во многих наших городах все-таки стали работать волонтерские (бесплатные) службы, мы смогли доказать, что имеем право вступить в международную федерацию.

В нашей стране на “телефонах доверия” работают в основном профессионалы, поскольку надеяться на то, что сейчас кто-то пойдет безвозмездно трудиться, было бы наивно.

Во всем мире “телефоны доверия” существуют, как правило, на спонсорские деньги. Помощь оказывают церковь, богатые люди. Она идет на обучение персонала, а сама работа не оплачивается. Для нас это пока так же странно, как усыновление больного ребенка. Как правило, россияне усыновляют ребенка ради себя, чтобы им было хорошо, а в западных странах — ради ребенка. И чем больше у него проблем, тем быстрее найдутся приемные родители. Большое место в зарубежных службах занимает профилактика профессионального сгорания. Там происходит обязательная смена волонтеров через полгода. Хотя через год или два человек может вернуться.

Работа наших консультантов от зарубежных отличается не только по форме, но и по содержанию. Все наши социальные и экономические проблемы “проходят” через “телефон доверия”. Бывают (и нередко) такие звонки, от которых консультант сам буквально заболевает. Причем это не только суициды, но и насилие, и наркомания. Некоторое время назад был вал звонков, связанных с тем, что люди стали терять работу, сбережения. Звонили старики и старухи, спрашивали: “За что? Мы всю жизнь честно работали, за что нас так?” Потом таких звонков стало меньше. Это не значит, что жизнь наладилась или люди нашли работу, — началась патологическая адаптация. Стало больше звонков, связанных с проблемами алкоголизации и наркомании. Еще одно отличие российской службы от зарубежной связано с тем, что у нас нет ни традиции, ни культуры оказания психотерапевтической помощи. Точнее, они были, но сейчас утрачены. До революции российская психоаналитическая школа была одной из самых сильных в Европе. Она не уступала ни немецкой, ни венской. В эпоху тоталитаризма психология стала никому не нужна. Все было почти полностью уничтожено.

Те, кто обращается за помощью, хотят услышать от консультанта конкретные советы. Наиболее ярко эта тенденция проявляется у родителей, которые обеспокоены поведением ребенка.

В подавляющем большинстве родители не хотят брать на себя ответственность за своих детей. Они скорее готовы признать, что их ребенок болен, чем принять совет психолога или психотерапевта измениться самим. Во-первых, проще и доступнее купить лекарство, во-вторых, все будут жалеть маму, у которой больной ребенок. И ей никак невозможно объяснить, что она сама довела его до того, что он не только учиться не способен, но даже и дышать спокойно не может: заикается, дергается. Из тех, кто обратился за консультацией, только 10% идут на продолжение контакта, на терапию, на сотрудничество. Остальные уходят и не возвращаются. Несмотря на это, служба “Телефон доверия” в России востребована. Хотя за последние два года стало поменьше звонков, но здесь есть свои причины. Нужны постоянные напоминания раз в три-четыре недели, реклама в средствах массовой информации.

Люди, особенно в тяжелый момент, нуждаются в том, чтобы кто-то услышал их, разделил их одиночество. Доктор И. Ялом пишет: “Наступает время, когда перед нами с холодной ясностью открывается истина: мы рождаемся и умираем в одиночку. Я слышал признание многих умирающих пациентов, что самое страшное — не то, что ты умираешь, а что ты умираешь совсем один. Но даже перед лицом смерти истинная готовность другого быть рядом до конца может преодолеть изоляцию... Даже если ты один в лодке, всегда приятно видеть огни других лодок, покачивающихся рядом... Изоляция — экзистенциальное одиночество — вызвана непреодолимым разрывом между Я и Другими, разрывом, который существует даже при очень глубоких и доверительных межличностных отношениях. Это один из тех беспощадных фактов жизни, одна из данностей существования, столкновение с которыми вызывает боль, обычно поверхностную, и лишь минутами по-настоящему глубокую. Боль судьбы. Боль существования. Боль, которая всегда с нами, которая постоянно прячется за поверхностью жизни и которую так легко ощутить”

Отчаянные попытки справиться с такой болью только усиливают ее. Попытки рассказать о ней другим людям вызывают разочарование: оказывается, говорить об этом трудно. Еще труднее — найти такие слова, чтобы другие тебя поняли... Может быть, было бы легче помолчать об этом с другим? “Счастье — это когда тебя понимают” — в этой фразе героя известного фильма сконцентрирован смысл деятельности “телефона доверия” (ТД).

ВОЗМОЖНОСТЬ БЫТЬ ПОНЯТЫМ
Действительно, дефицитом в нашей жизни является именно понимание: проникновение во внутренний мир другого; помощь ему в утверждении его уникального и неповторимого существования. Такое понимание — это вера в “добродетель человека, вера в его психологическую независимость и целостность” (К. Роджерс). Такое понимание может стать для клиента началом его самопознания и самопонимания. Именно этот результат является необходимым и достаточным в практике телефонной помощи.

Описание понимания-принятия можно найти в руководствах по освоению техники эмпатического слушания. Но в данном случае речь идет о понимании не столько как о технике, сколько как о философии, о смысле деятельности, о том специфичном, что ТД может предложить людям: возможность быть понятым, услышанным, воспринятым цельно, без всяких ограничений и условий. Возможность быть понятым — это очень много, особенно для тех, кто сомневается в чем-то, находится в конфликте, пребывает в кризисе или переживает одиночество. Иногда такого понимания бывает достаточно, для того чтобы не уйти из жизни прямо сейчас. Потому что человек, который выразил себя, был услышан, понят и убедился в том, что его поняли, — это уже не тот человек, который некоторое время назад обратился на ТД в кризисном состоянии. Без сомнения, ему все еще тяжело, возможно — безумно тяжело, но его сознание уже не сужено, он уже нашел внешнюю поддержку, разделил бремя своего отчаяния. Его адаптивные механизмы начали понемногу отлаживаться; возможно, изменилось отношение к стрессорам, поскольку теперь он контролирует свое состояние, а не наоборот. И такие изменения — достаточный результат оказания помощи по телефону.

ПРОФЕССИОНАЛ И ВОЛОНТЕР
Когда человек выражает свою боль, делится своими сомнениями, он нередко обращается к консультанту с вопросом: “А как это происходит у вас?” За таким вопросом могут скрываться разные смыслы. Это может быть и личный интерес, и желание узнать своего собеседника как партнера по общению. Это может быть завуалированная просьба дать совет, способ разделить одиночество, стремление предоставить слово другой стороне — как попытка выравнивания отношений; желание удостовериться, что и у других — сильных — могут быть проблемы... Что услышит консультант, на какой смысл он отреагирует, какие сформируются отношения между ним и абонентом? Это зависит от того, какой позиции психолог придерживается в своей работе. Существуют две альтернативные позиции в практике телефонной помощи: профессиональная, определяющая телефонное консультирование как область психологической практики в свете превентивно-суицидологических задач, и волонтерская, представители которой видят свою основную задачу в подлинном присутствии.

Профессиональная позиция рассматривает человека как объект воздействия и закрепляет за консультантом право на руководство клиентом, на регулирование его поведения, на выдачу прямых рекомендаций — на основании имеющегося у специалиста базового психологического образования, подготовки в области психологического консультирования и психотерапии и профессионального опыта. Волонтерская позиция, признавая значимость специальных психологических знаний, утверждает иные отношения — партнерские, равные.

Профессиональная позиция предполагает большую ответственность специалиста за исход беседы. Представители этой позиции оценивают эффективность своей деятельности по факту спасения жизни абонента и допускают манипулятивные способы воздействия исходя из того, что человек в кризисном состоянии не может отвечать за себя. Действительно, у человека, переживающего кризис, сознание сужено, искажено восприятие, нарушены адаптивные механизмы. Но значит ли это, что он нуждается в жестких инструкциях относительно своего поведения, в прямом руководстве, наставничестве?

Волонтеры не менее обеспокоены спасением жизни абонента — об этом говорит как кризисная направленность их деятельности, так и большая подверженность эмоциональному сгоранию. Однако они исходят из того, что перед ними человек, для которого важны искренность отношений, подлинность бытия, — и они разделяют ответственность с ним, уважая его право на самоопределение. В настоящее время телефонная помощь осмысливается нашим профессиональным сообществом как сфера, главным образом, психологической практики, ориентированной на здоровых людей, которые, хотя и переживают стресс, кризис, находятся в затруднительной ситуации, но способны нести ответственность за себя и своих близких. Телефонные консультанты из числа волонтеров единодушны в том, что психологическая компетентность им необходима. К сожалению, все еще можно встретить профессионалов (психологов и других специалистов), не готовых признать телефонную помощь как новую область практической психологии.

СПЕЦИФИКА ТД
В телефонном консультировании уже выработаны специфические подходы, методология, технологии, определены квалификационные требования к специалистам и критерии их отбора.

Специфика ТД проявляется в том, что телефон буквально связывает, соединяет людей, находящихся далеко друг от друга, и делает это незамедлительно, что крайне важно для тех, кто переживает сложную жизненную ситуацию. Кроме того, для многих людей в силу возрастных или личностных особенностей психологически комфортнее обратиться за помощью заочно. В ТД нашел свое воплощение феномен “купе”, когда незнакомые люди рассказывают друг другу то, что годами камнем лежало на сердце. У собеседников достаточно времени для такого разговора. Наличие у абонента возможности в любой момент прервать контакт и расстаться с консультантом дает абоненту преимущество, которого он лишен при очном общении. Обратившиеся за помощью создают свой образ телефонного консультанта, представляя его человеком более зрелым, компетентным (должность обязывает!), чутким, “идеальным”, что усиливает действенность телефонного диалога.

Телефонное общение предполагает выслушивание собеседника и тем самым способствует выговариванию эмоционального напряжения, уменьшению тревоги. Задача телефонной беседы — не терапия в общепринятом смысле слова, а создание возможностей для эмоционального отреагирования. Это помогает человеку овладеть ситуацией и собой, сформировать реалистический взгляд на происходящее, найти собственные внутренние ресурсы, способствующие адаптации в сложных обстоятельствах и психологическому “взрослению”.

При телефонном разговоре голос звучит в непосредственной близости от уха собеседника: это располагает к большей доверительности и делает беседу глубоко интимной.

НАДЕЖДА НА ВСТРЕЧУ
Кого же ищет, кого надеется встретить на ТД человек, переживающий трудную, неординарную ситуацию и нуждающийся в помощи? Вряд ли он ищет врача, если сам не считает себя больным. Едва ли он нуждается просто в информации, так как обращается не в “Справочную”, а на “Телефон доверия”, и справедливо рассчитывает не только на ответ, но и на доброжелательное отношение другого человека. Может быть, ему не всегда нужен специалист — психолог или психотерапевт, потому что когда он с надеждой спрашивает: “Вы психолог?” и слышит в ответ: “Нет, я не психолог, я обычный человек. И я вас слушаю...”, то он не кладет трубку, а продолжает говорить. Скорее всего, ему нужен друг — чуткий, близкий, верный, надежный... Но он же — не сумасшедший! Он понимает, что не могут вдруг, за несколько минут стать друзьями два человека, которые не только впервые слышат друг друга, но еще и не видят друг друга! На наш взгляд, человек, обращающийся на ТД в трудный момент своей жизни, больше всего надеется встретить (услышать) “присутствующего другого”.

ОТВЕТСТВЕННАЯ РОЛЬ
“Присутствующий другой” ведет себя естественно и искренне, как друг, но при этом устанавливаются все-таки не дружеские отношения (равные, взаимные, развивающиеся, устойчивые), а доверительные. В них также проявляется спонтанность консультанта, его позитивное отношение к собеседнику и сопереживание ему. Но по сравнению с дружескими эти отношения — не равные, они имеют существенные ограничения, обусловленные спецификой телефонной помощи. Они ориентированы на конечную цель, а также позволяют консультанту не только эмоционально отстраняться и сохранять “взгляд со стороны”, но и препятствовать установлению длительной эмоциональной связи с абонентом, настаивать на завершении диалога, на расставании — в интересах обеих сторон.

“Присутствующий” консультант создает и поддерживает общение, с помощью которого уменьшается душевная боль и залечиваются сердечные раны клиента, — и в этом смысле психолог врачует. Он умеет слушать и способен сочувствовать, сопереживать собеседнику, понимать и принимать его. Психолог одновременно является и участником жизни абонента, и его зеркалом, и наблюдателем, сохраняющим минимальный контроль за происходящим. Это напоминает взаимодействие психолога с клиентом в процессе очного консультирования и тоже не позволяет назвать такие отношения партнерскими, равнозначными.

Таким образом, отношения “присутствующего” консультанта и абонента асимметричны, и эта асимметрия задана изначально. Один обращается за помощью, другой ее оказывает — в этом его работа. Абонент выражает себя, как может, раскрывается полностью (или в меру доверия консультанту); консультант же — настолько, насколько это будет полезно для абонента. Главное — служить интересам абонента, и степень открытости консультанта будет зависеть от его решения. Здесь важно сохранять психологический баланс: психолог, раскрываясь собеседнику, выражая идею свободы, ответственности, мужества, должен опираться на личный опыт, говорить о себе — и при этом помнить, кто в данном случае консультант, а кто — клиент. Преимуществом “присутствующего другого” перед абонентом должны стать наличие у консультанта мудрости и мужества.

АТМОСФЕРА ПРИСУТСТВИЯ
Существует простая модель, позволяющая описать “пространство присутствия”. Представители многих профессий так или иначе помогают своим клиентам открываться непосредственному опыту. В деятельности психотерапевта, психолога, консультанта, учителя, священника, воспитателя “присутствие” занимает свое место, имеет свое значение, хотя создаваемое присутствием пространство далеко не всегда является терапевтическим в собственном смысле этого слова. Мы хотим обратиться к статье психотерапевта Марселя Ро “Пространство присутствия”. Говоря о практике психотерапии и консультирования, можно выделить два ее основных аспекта — собственно воздействие, требующее специфических навыков и умений, и отношения, на фоне которых это воздействие происходит. “Присутствие” — это прежде всего то, как мы слушаем и смотрим на человека, обратившегося к нам за помощью. То, что мы слышим и видим, то, что стоит за предъявляемыми проблемами и трудностями, — это раскрывающееся Я человека. Задача “присутствующего другого” — помочь раскрытию, создавая и поддерживая атмосферу, в которой можно осознать и принять свой новый жизненный опыт, возникающий во время диалога с консультантом, и благодаря этому продвинуться в самопознании, соприкоснуться с самим собой. Важнейшее условие такой помощи — осознание консультантом наличия “внутреннего пространства, в котором может происходить определение и выбор того, что лучше всего соответствует данному моменту”.

ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ УСЛОВИЯ
Среди наиболее важных условий, способствующих развитию и росту клиента, можно выделить четыре. Эти условия образуют две пары взаимодополняющих противоположностей: эмпатия и подлинность, уважение и конфронтация.

Эмпатия — это способность понимать другого так, как если бы вы находились на его месте, и умение дать ему знать о вашем понимании. Для этого консультанту важно не акцентироваться на собственных реакциях (эмоциях, оценках, мнениях) и иметь в виду, что другой человек видит вещи и реагирует на них собственным способом. Эмпатия выражает открытость и восприимчивость к переживаниям другого, то есть те качества, которые мы обычно связываем с женским началом человека (инь). Чем больше открытость собственному опыту, тем больше открытость и опыту чужому.

Подлинность — способность терапевта осознавать свои реакции, отмечать их и быть в состоянии в нужный момент сообщить о них клиенту. Конечно, специалист не обязан сообщать клиенту обо всем, что он думает или чувствует, так как это не всегда уместно. Минимальное требование: терапевт не должен выражать ничего, что противоречило бы его истинным внутренним переживаниям. Способность осознавать свои чувства, желания, мнения и ожидания дает терапевту возможность распознать, что принадлежит ему, а что — другому человеку, и увидеть в своих действиях то, что на самом деле служит удовлетворению его собственных потребностей. Это можно отнести к проявлению мужского начала (янь). Корни уважения лежат в признании того, что человек — это не совокупность побед и поражений, наличие или отсутствие у него материального достатка, взлетов и падений... Что бы ни происходило в данный момент его жизни, он всегда обладает значимостью и достоинством. Уважение как раз и призвано служить подтверждением (чаще всего невербальным) этой значимости и достоинства... В этом смысле уважение — нечто большее, чем просто один из основных параметров терапевтических отношений. Это источник, из которого терапевт черпает вдохновение, для того чтобы питать свое “присутствие”. Уважение к клиенту выражается, в основном, в безусловном его принятии, поэтому это условие можно отнести к проявлению женского начала (инь). Конфронтация помогает человеку увидеть те стороны своей личности, которые он до сих пор не осознавал; обращает его внимание на противоречия, которые необходимо разрешить, чтобы стало возможным дальнейшее развитие. Этим конфронтация отличается от выражения негативных чувств к собеседнику. Она являет собой положительное отношение, которое призвано помочь человеку лучше познать самого себя. Если за конфронтацией не стоит уважение, клиент может легко почувствовать, что его отвергают, и закрыться, заняв оборонительную позицию.

“Присутствие” без конфронтации на самом деле лишает клиента уважения. Мы таким образом недооцениваем его готовность принять всю правду, его способность осознавать свои проблемы и все более активно использовать свою волю. Чем полнее идентификация клиента с центром осознания и выбора, чем лучше баланс между теплом инь (эмпатия и уважение) и прохладой янь (подлинность и конфронтация) в конкретной терапевтической ситуации, тем более полно терапевт может обеспечить в ней свое присутствие.

Эта модель компактна, экологична, а результат взаимодействия специалиста и клиента так многогранен, что порой становится для специалиста открытием. Такая работа — для тех, кто стремится к получению нового опыта и ищет пути переосмысления прежнего; в любом случае “пространство присутствия” работает не только на клиента, но и на самого специалиста.

Разумеется, такие процессы не проходят бесследно для консультанта: он проживает вместе с абонентом какой-то кусочек его жизни и порой сам меняется благодаря такой встрече.

Консультанту неизбежно передается огромное напряжение, сопутствующее самораскрытию его собеседника. Игнорирование психологом этого обстоятельства в одних случаях приводит к лавинообразному накоплению у него собственного эмоционального напряжения (и приводит к быстрому “выгоранию”), а в других — к “болезни всемогущества”. И то и другое свидетельствует о его профессиональной дезадаптации.

ОПАСНОСТИ ДЛЯ КОНСУЛЬТАНТА
Разнообразные психологические подходы по-разному определяют “своего” клиента. Опознание консультантом “своего/не своего” абонента зачастую происходит автоматически. Но также и абонент узнает “своего/не своего” консультанта. И многие звонки-молчания — красноречивое тому свидетельство. Беспокоит то обстоятельство, что абонент, не соответствующий взглядам консультанта, который работает в русле того или иного психологического подхода, может остаться за полем его внимания или быть идентифицирован как “зависающий”. Другая проблема заключается в следующем. При совпадении жизненных ориентиров консультанта и абонента у них как бы возникает “настоящая встреча”, “момент истины”. Но консультант нередко забывает о том, что это не истина, а лишь часть знания, всего одна краска в многоцветной палитре жизни.

Вряд ли стоит “обращать в свою веру”, полезнее признать многообразие. Конечно, это не означает, что консультант обязан владеть всеми подходами, чтобы соответствовать любым ожиданиям абонента, но иметь о них некоторое представление все-таки нужно. Осознание существующего многообразия помогает консультанту самому лучше понять себя, осмыслить свою деятельность и предложить клиенту адекватную помощь.

Люди предрасположены фиксировать в своем сознании лишь то, что соответствует их познавательным схемам. То, что выходит за рамки, подвергается забыванию, искажению, рационализации. Все это имеет отношение к консультантам в не меньшей мере, чем к их абонентам. Когда клиент обращает консультанта к своему опыту, это всегда испытание для консультанта. Однако установка на понимание, на развитие позволяет специалисту преодолеть тревогу, связанную с угрозой для его собственных “схем” и систем ценностей. Это защищает абонента от манипуляций и ярлыков, а самого консультанта — от “выгорания”, одновременно увеличивая его возможности.

ЛИЧНОСТНЫЙ ВКЛАД
Основной инструмент консультанта — его личность. Консультант всегда работает “собой”. Это заметно даже при использовании такого экологичного метода, как эмпатическое слушание. От личностного вклада уйти невозможно, да и не нужно (иначе психотерапевтов давно бы вытеснили компьютеры). Гораздо ценнее — использовать свой личностный потенциал. И главная забота специалиста при этом — не перенести на клиента свои проблемы. Разнообразные ситуации, возникающие при работе с абонентами, рождают у консультанта всевозможные проекции и ассоциации, обусловленные собственным опытом. Использование проекций для выстраивания психологических гипотез (но не утверждений), во-первых, помогает ему в познании абонента, указывает на возможности его изменений; а во-вторых, позволяет консультанту лучше понять свой внутренний мир. Глядясь, как в зеркало, в своего клиента, консультант может лучше постигнуть самого себя и наметить очередные шаги на пути личностного и профессионального роста. Но что именно реализуется, во многом зависит от того, как организована деятельность ТД, какие ценности приняты в службе, насколько эффективна супервизия, какова общая атмосфера в команде. И главное — кем себя осознает телефонный консультант, каковы его личностные ресурсы, в чем он видит смысл своей деятельности. Если для телефонного консультанта эта практика является возможностью быть причастным к реализации благородной миссии — сотворению блага — и отвечает его стремлению к осмысленности собственной жизни, то это его личная миссия. И он может осуществить ее, работая на ТД. И тогда зарплата ни при чем — это не то, что держит консультанта на телефоне. И тогда он волонтер. И тогда не важно, какой у него диплом, потому что он может быть профессионалом по сути того, как он выполняет свою работу. И тогда не только “телефон доверия” нуждается в таком консультанте, но и консультант — в “телефоне доверия”.

Елена БАРЧИНА, руководитель службы “Телефон доверия”

ЦПП,г. Щелково, Московская обл.

Передо мной стол, на котором стопка книг и журналов. Литературу подтаскивают мои сменщики. Я тоже принимаю в этом посильное участие.

Дежурство есть дежурство. И раз на раз не приходится. Иногда звонок идет за звонком. Иногда, как сейчас, старый эриксоновский аппарат молчит. Сидишь в каком-то вязком ожидании, и, откровенно говоря, не очень-то и читается...

Пока можно выпить кофе. В голове вертится дурацкий стишок:

...У меня зазвонил телефон.

— Кто говорит?

— Слон!

— Откуда?!

— От верблюда.

— Что вам надо?

Действительно, хоть бы какой-нибудь слон позвонил!

Я заметил, что иногда происходят почти мистические вещи — идешь на дежурство вялый и сверлит противная мыслишка: “Хоть бы не было звонков!” И звонков нет. Или почти нет. А ежели настрой боевой: “Ну-ка, ну-ка! Что там у нас не так?!”, то телефон может раскалиться от непрерывной работы. Не успеваешь повесить трубку, как уже кто-то еще жаждет излить на тебя свои беды... Сегодня же вроде бы и настрой нормальный, а звонков нет. Партиципативная связь прервалась... Ну и черт с ней. Будем разгадывать кроссворд...

И сигнал пошел как всегда неожиданно! Не могу привыкнуть. Каждый раз дергаюсь, когда начинает мигать на аппарате лампочка и идет это противное повизгивание.

— Добрый вечер!

Эта фраза меня смущает, но как еще начать? Вполне вероятно, что для человека на другом конце провода этот вечер совсем не добрый.

— Добрый вечер, — голос, как эхо. Тихий, безжизненный.

— Меня зовут Андрей, а вас?

— Что?

— Как мне вас называть?

— А... Людмила Петровна.

— А я — Андрей Павлович. О чем вы хотели поговорить, Людмила Петровна?

Она молчит. Может быть, думает, может быть, просто собирается с силами... Я не вижу ее. Могу только представить себе эту женщину на другом конце провода. Лицо в тени. Застывший взгляд, устремленный в никуда...

— У вас что-то случилось? Я могу вам чем-то помочь?

— А чем вы мне можете помочь? — в ее голосе горечь и боль.

Действительно, чем я могу ей помочь? Разве что побыть с ней вместе. Иногда и этого достаточно...

— Вам плохо сейчас... В вашем голосе боль...

— Да. Мне очень плохо... Скажите, что мне делать? Моя дочь... Сегодня я узнала, что она наркоманка... — в трубке слышен тихий плач.

Это уже серьезно.

— Вы сегодня об этом узнали?

— Да я давно уже... догадывалась, что ли. Но все думала, может, фантазии, может, пугаю себя... А сегодня...

— Что случилось сегодня?

— Много чего. Господи! Ну за что?! За что мне это? — она уже рыдает.

— Вы плачете...

— Разве так должно быть?! Я ей отдала всю жизнь! Все! Все... У меня никого больше нет... И ничего. Все кончено.

Ее как будто прорывает. По проводу несется лавина эмоций.

— Но ваша дочь жива!

— Да...

Голос опять вдруг становится безжизненным:

— Лучше бы она умерла.

И опять пауза.

— Вы действительно считаете, что ей было лучше умереть? — спрашиваю я осторожно.

— Да... Это же такой позор! Такой позор...

Господи, до чего мы иногда можем договориться.

— Простите, вы о чем? Ваша дочь больна. Вероятно, ей необходима помощь. О каком позоре речь?

— Н-но... Больна? Она же вещи крадет! И наверняка не только у нас.

— Так, стоп... А вещи дороже жизни вашей дочери?

— Н-нет, конечно... Но ведь так же нельзя!

— Согласен. Красть нельзя. Наркотики употреблять тоже нельзя. Но она — наркоманка. Вы сами об этом сказали. А у наркоманов немного другая... система ценностей, что ли... Что произошло все-таки?

— Что?... Ах да. Я сегодня пришла днем с работы... Ну, так получилось. А она... Она уже упаковала мою старую дубленку, собралась уносить.

Женщина говорит быстро, почти захлебываясь словами:

— Я спрашиваю — куда? А она как-то заюлила, что-то про чистку... Ну, в общем, я ее прижала к стенке. Она сказала, что ей нужны деньги. Я — зачем? Она — очень нужны. Я сказала — пусть объяснит. Она стала врать что-то... Я говорю — не получишь ничего! И стала вещи проверять. А оказывается, она уже вынесла и магнитофон старый, и костюм, который я ей покупала... и колечко бабушкино, и... и... Я взбесилась прямо! Спрашиваю — где? А она... Я ее ударила, в общем. И тут истерика, и она мне выдала... все.

Казалось, что на другом конце провода в человеке просто кончился воздух.

— Вы ее ударили?

— Да. Раньше я никогда не поднимала на нее руку. А здесь не сдержалась. Просто ярость какая-то...

Голос опять тихий и безжизненный:

— Что мне делать? Скажите? Вот вы — психолог, вы же должны знать?!

Да. Я психолог. Плохой я был бы психолог, если бы думал, что знаю ответы на все вопросы...

— Что вам делать?.. Ну, для начала сядьте поудобнее и постарайтесь расслабиться.

— Зачем?

— Я психолог. Я знаю, что говорю!

Боже, что я несу?!

— Н-ну...

— А теперь глубоко вдохните. Глубоко... до самого низа живота!

— Я не могу... — голос стал жалобным и детским.

— Что вы чувствуете?

— Я... Мне жалко...

— Кого?

— Жизнь свою жалко! Себя жалко... — она тихо всхлипывает.

— Вам жалко себя. Да... Это очень обидно, когда происходит такое. А что происходит?

— Я всю жизнь в нее вложила... С мужем в разводе... На двух работах. Лишь бы все было. Лишь бы как у людей... А она... Предала!

— Вы думаете, что она предала вас?

— Конечно! Ведь она — моя последняя надежда!

— Сколько вам лет?

— 38...

— Вы еще совсем молодая женщина!

— Да бросьте вы! Жизнь кончилась...

— В 38 у женщины жизнь только начинается.

Она не соглашается со мной, но это и не важно. Она пытается кому-то что-то доказать. С кем-то спорит. И проигрывает. Она тихо плачет на другом конце провода, может быть, на другом конце города. А может быть, она живет где-нибудь поблизости. Человек, который 38 лет строил свой мир, и вот он рухнул. В один момент. И как ему жить дальше? Дочь — наркоманка... Это страшно. Но, вероятно, это не самое страшное, что может случиться в жизни. Но для Людмилы Петровны сейчас не это важно. Она чувствует себя преданной... А что чувствует сейчас ее дочь?

— Сколько лет вашей дочери?

— 17.

— А как ее зовут?

— Оксана.

— Вы ее любите?

— Да... Да! А она...

— А она? Любит вас?

— Раньше я думала, что любит. А теперь... А теперь... я не знаю. Если бы любила, разве она могла такое сделать?

— Я думаю, что она это сделала не от того, что не любит вас, а оттого, что больна... Вы знаете, что такое наркомания?

— Ну... примерно.

— Значит, вы понимаете, что тяга к наркотикам может толкнуть ее на кражу?

— Понимаю...

— И то, что она крадет ваши вещи, что это значит?

— Что? Неужели она не понимает?

— Может быть, понимает, но не в силах противостоять? Разве она крала когда-нибудь раньше?

— Нет... Но ведь человек должен контролировать себя...

— Нормальный человек, да. Но она больна. Хотя и больной человек должен отвечать за свои поступки.

— Значит... Но... Что же делать? — в ее голосе растерянность.

— А что, по вашему, нужно сделать?

— Не знаю... Но ведь, наверное, это как-то можно лечить?

— Да, конечно...

Боже, ведь на самом деле все только начинается. Вся эта страшная карусель в жизни Людмилы Петровны. И дальше все будет гораздо хуже и безнадежнее — я это знаю. Но сейчас для нее важно то, что дочь не предавала ее. Что она больна...

— А что же мне делать сейчас?

— Где сейчас ваша дочь?

— Я заперла ее. Сидит в своей комнате...

Что я могу сделать для этой женщины сейчас? Да ничего, кроме как дать ей общие пожелания: “Поговорите с дочерью, дайте ей понять, что вы ее любите, обратитесь к специалистам...” Могу дать телефон “Детокса” и группы “НарАнон”... Могу пригласить ее на индивидуальную консультацию. Не исключено, что она даже придет.

По телефону же можно сделать очень немного... Или очень много. Это с какой стороны посмотреть.

— Спасибо вам, Андрей Павлович.

Нельзя сказать, что это голос счастливого человека, но, во всяком случае, человека, который знает, что ему делать.

— Пожалуйста...

Короткие гудки. Я кладу трубку, и почти сразу же вспыхивает лампочка и раздаются тихие повизгивания. Все только начинается...